Галантный XVIII век, с его любовью к слову и аллегориям, играм и тайнам, наложил свой отпечаток на все предметы декоративно-прикладного искусства, в том числе и на созданные из фарфора.
Одним из важных элементов росписи фарфоровых изделий XVIII века стала монограмма, точнее, её изысканная форма – вензель (от польск. wezel – узел).
“Вензловой” вариант монограммы, начальных букв имени и фамилии владельца или заказчика, предполагал их художественное видоизменение. Буквы исполнялись прописью и иногда сплетались подобно орнаменту или виньетке.
“Заветный вензель” был одновременно и “шифром”, скрывающим некое лицо, и его “олицетворением”, поэтому “формуле” и художественному исполнению вензеля придавали очень большое значение.
В правление императрицы Екатерины II её фрейлины вместо миниатюрного портрета государыни, как это было принято раньше, например, при Елизавете Петровне, начали носить особые знаки – “шифры”, своего рода ювелирное украшение с бриллиантами в виде вензеля Екатерины II. Этот обычай получил широкое распространение в 1770-х годах, к этому времени относится и ряд фарфоровых изделий, украшенных вензелем императрицы, – прежде всего несколько прекрасных русских чайных пар с её “шифром”, эффектно включенным в композицию орнаментального декора.
Стоит упомянуть и французский “Сервиз с камеями” (1776-1779 годы), кульминацией и композиционным центром росписи которого также был вензель российской монархини. Важен и тот факт, что именно на рубеже 1760-1770-х годов фарфор Императорского завода начинают клеймить маркой EII. Эта традиция – ставить монограмму русского царствующего государя на оборотной стороне изделий Императорского фарфорового завода – просуществовала вплоть до революции 1917 года. В последней трети XVIII века на отдельных изделиях, предназначенных для подарков членам царствующей фамилии, для дипломатических даров или наград частным лицам, даже дно изделия декорировалось и отделывалось с исключительной тщательностью, иногда золотилось. Например, кольцевая ножка могла быть позолочена изнутри, а марка-вензель Екатерины или, позже, императора Павла писалась очень выразительно, крупно, иногда золотом в обрамлении лаврового венка.
Интересна и иконография самих вензелей, в частности – Екатерины II и Павла I, так как она помогает уточнить датировку ряда фарфоровых произведений. Самый известный, окончательный вариант вензеля императрицы Екатерины II представлял собой исполненную крупно прописью букву Е, пересеченную в средней части римской цифрой II, иногда под золотой императорской короной, как, например, в “Сервизе с камеями”. В бытность Екатерины Алексеевны великой княгиней её вензель тоже имел форму буквы Е, но под великокняжеской короной. На фарфоре он выполнялся в барочном вкусе: сочной линией, с завитками, как на тарелке с прорезным бортом из частной коллекции.
В росписи фарофоровых предметов, относящихся ко времени вступления Екатерины II на российский престол, хорошо прослеживается поиск новой “формулы” вензеля, который отличался бы необходимыми декоративными достоинствами, “орнаментальностью” и, в то же время, острой характерностью. Однако в нём должна была просматриваться и преемственная связь с традицией исполнения вензелей предыдущих русских монархов. Первая буква имени у Екатерины была та же, что и у Елизаветы Петровны, чей вензель представлял собой сплетение больших прописных латинских букв Е и Р, пересеченных римской цифрой I или прописной латинской буквой I, что предполагало его двойное прочтение: либо “Елизавета I, Петровна”, либо “Императрица Елизавета Первая” – Elisabeta Prima Imperatrix. В свою очередь, этот вензель напоминал “шифр” отца Елизаветы, Петра Великого, – переплетённые в зеркальной симметрии прописные латинские буквы Р и прописная латинская буква I – Petrus Primus Imperator: тот же композиционный приём построения вензеля, что и у короля-солнца Людовика XIV, монограммой которого клеймился севрский фарфор.
Читайте также Модные дамы племени Омо
Вензель Екатерины II, по-видимому, в первой половине её царствования, тоже мог исполняться в виде буквы Е в зеркальной симметрии, но с использованием не римской цифры, а арабской. Этот оригинальный “иероглиф” украшает ряд фарфоровых произведений, в том числе чашку с блюдцем и тарелку с прорезным бортом, которые входили в коллекцию князя А.С. Долгорукого и фотоснимки которых были опубликованы в дореволюционном юбилейном труде “Императорский фарфоровый завод. 1744-1904” (СПб., 1906).
Чашку, декорированную золотом по белому фону, можно датировать концом 1760-х – началом 1770-х годов: в её декоре, так же, как и в замысловатом картуше тарелки, еще много рокайльных черт. Несколько типов “вензловой” росписи “императорского фарфора” с использованием уже не арабских, а римских цифр, вероятно, относятся к более позднему времени, скороее всего, ко второй половине 1770-х – началу 1780-х годов. Бело-золотая гамма этих изделий перекликается с популярным “простым” французским декором этого периода, который строился на сочетании белого фарфора и золотой орнаментальной росписи. По-видимому, “арабский” вариант вензеля императрицы, хоть и отличался необычайной затейливостью и не был похож ни на один ранее существовавший образец, показался переусложнённым и трудночитаемым. Судя по всему, на выбор императрицы, стремившейся продемонстрировать чистоту своего вкуса, повлияли лаконичность и простота, свойственные входившему тогда в моду классицизму, – в итоге она отдала предпочтение “скромному”, но самому выразительному “вензловому” решению.
Помимо уже перечисленных вензелей императрицы Екатерины II, встречающихся на фарфоре второй половины XVIII века, существуют и другие варианты её “вензлового” имени, которые не входят в эту группу, однако широко использовались в её царствование для декорирования разнообразных предметов прикладного искусства – от монет и медалей до наградного оружия и даже оформления фейерверков. Так, был достаточно распространен её вензель, сплетённый из букв Е и А, пересеченных вертикально римской цифрой II (жалованная грамота Екатерины II графу А.Г. Орлову-Чесменскому, 1773 год, ГИМ), или, например, сплетённые Е и I – Императрица Екатерина – с цифрой II в средней части петли вензеля (жалованная сабля, 1773 год, ГИМ).
Также встречается исполненная прописью монограмма ЕА и I. Последний вариант, как и в случае с вензелем императрицы Елизаветы Петровны, мог иметь двоякую трактовку: например, означать Императрицы (Imperatrix) Екатерина Алексеевна или Екатерина-Императрица (Imperatrix) и Самодержица (Autocratrix). По-видимому, эти шифры Екатерины II были более характерны для первой половины её царствования, так как начиная с 1780-х годов, и особенно в 1790-е годы, наблюдается почти исключительное использование лаконичного вензеля ЕII.
Монограмма великого княза Павла Петровича, а затем императора Павла I также претерпевала изменения. Сначала его вензель представлял собой латинские прописные буквы РР. Монограммы великих князей, как правило, составлялись из начальных букв их имени и отчества, например, “Детский сервиз” сына Павла, великого князя Константина Павловича, украшает вензель КП. Один из вариантов этого вензеля Павла Петровича повторял зеркальный вензель Петра I, который однажды уже использовался в росписи фарфора, а именно – в декоре кофейно-шоколадного сервиза, входившего в состав большого майсенского фарфорового ансамбля 1745 года, исполненного для русского двора в честь коронационных торжеств по случаю бракосочетания великого князя Петра Федоровича, племянника и наследника императрицы Елизаветы Петровны. Сервиз получил впоследствии название “Андреевский”.
Великому князю Павлу Петровичу нравилось сравнивать себя с Петром Великим, он придавал этому большое значение. В фарфоре зеркальный вензель Петра I (или Павла Петровича?) можно наблюдать на предметах небольшого сервиза, находившегося в личных комнатах государя в Павловском дворце. Золоченые монограммы РР, исполненные в виде переплетающихся растительных стеблей, двуглавый орел и солнечный диск с расходящимися от него лучами – своеобразный масонский символ императора Павла I (русские масоны посвятили Павлу I много од, в которых именовали его, согласно орденской символике, “солнцем наших дней”), образуют орнаментальную цепочку, опоясывающую все предметы этого фарфорового ансамбля.
Последним и самым выразительным вариантом вензеля великого князя, а затем императора Павла, стала русская заглавная прописная буква П. В его царствование она могла дополняться римской цифрой I посредине.
По воспоминаниям современников, император лично принимал участие в создании своего вензеля, “указывая, как следует писать начальную букву собственного его имени”. Об особом пристрастии Павла I, “идеального монарха”, посвящённого в масонские иносказания и символы, знакомого с орденской “царственной наукой”, к монограммам-шифрам говорит и Авгут Коцебу в своем известном описании Михайловского замка: “Невозможно сосчитать несметное число императорских вензелей, украшавших внутренние и внешние стороны этого здания”. Добавим, что даже символический кирпич из яшмы, изготовленный для закладки Михайловского замка, был украшен золоченым вензелем Павла I. Присутствовал вензель императора и на “счастливых” павловских рублях, так называемых “крестовиках”, – композиция из начальных букв его имени, расположенных зеркально, образовывала крест.
В 1770-х – 1790-х годах “вензловое” имя, заключённое в круглый или овальный медальон, было одним из самых распространенных типов украшений русского фарфора, особенно чашек с блюдцами. Многие фарфоровые предметы, изготовленные не только для императрицы и великих князей, но и заказные, для частных особ, украшались почти обязательными вензелями, которые могли быть написаны самыми разнообразными способами.
Наиболее эффектными были вензеля в виде цветочных полихромных гирлянд. Манера исполнения русских цветочных монограмм несколько отличалась от европейских образцов, особенно немецких. Ближе всего русскому фарфору была французская манера цветочной росписи – без тонких, “сухих” обводок, сочная и яркая, такая, как, например, в исполнении цветочного вензеля Екатерины II, являющегося композиционным центром “Сервиза с камеями”, или монограммы на чашке с дворянским гербом Волковых. Эти цветочные вензеля написаны чистыми насыщенными красками по гладкому белому фону чуть размашисто, легко, с очевидным ощущением композиционной свободы и, в то же время, с сохранением прозрачности цвета.
Монограммы встречаются и в произведениях подмосковного фарфорового завода Ф.Гарднера. Музей МГХПУ им. С.Г. Строганова располагает прекрасным образцом – гарднеровской чашкой с блюдцем, которая относится к раннему периоду работы завода, к 1770-м годам. Её украшает золоченый вензель ЕМ, заключенный в медальон, увитый миртовыми гирляндами, достаточно редко встречающимися в русском фарфоре, хотя в Европе, особенно в Германии, вензеля часто исполняли в виде зеленой миртовой ветви. Атрибут Венеры и граций, мирт символизировал неувядаемость и вечность чувств и супружескую верность. Растительная символика часто использовалась для “вензловой” росписи – гирлянды из роз, миртовых ветвей, незабудок, особенно популярных в 1760-е -1780-е годы, были органичной частью сложного комплекса эмблем и аллегорий, столь свойственных галантно-сентиментальному искусству XVIII века.
Манера исполнения монограмм менялась со временем. Помимо полихромных цветочных и “растительных” вензелей всё чаще появлялись “простые” монограммы, писаные золотом. Так, в “Счетах” от 28 февраля 1799 года на фарфоровые вещи, поднесённые от Императорского завода царской фамилии, значится: “… в клеймах вензловое Ея Императорского Величества имя и арабески золотом”.
Постепенно уменьшался размер монограмм – они становились более изящными и миниатюрными. Вензеля в технике золочения различались по количеству букв, характеру вязи. Им была присуща чёткость и благородная простота каллиграфического решения. Чаще всего монограммы включались в медальоны или картуши на передней стенке чашки либо по центу зеркала дна блюдца. В ряде случаев фон медальона, овального или круглого резерва, тонировался по контрасту с белым фоном изделия, например, мог быть кобальтовым, как на тарелочке из “Детского” сервиза великого князя Константина Павловича.
Декорировались цилиндрические чашки тонко написанными вензелями, размещенными и вне медальона или белого резерва. Их решение также было простым и лаконичным, основанным, как правило, на использовании эффекта сочетания белого фарфора и лёгкого золочения.
Принципиальная черта, отличающая буквально все произведения второй половины XVIII века, – уважительное отношение к белизне фарфорового материала.
Иногда изящно выписанные буквы-монограммы на фарфоре играли своеобразную орнаментальную роль и в то же время были “шифром” или намёком на скрытый, часто ясный лишь одному владельцу смысл, который сегодня трудно разгадать. Фарфоровые произведения могли быть расписаны литерами по всей окружности.
В связи с широким распространением в России во второй половине XVIII века масонской мифологии и связанных с нею эзотерических учений увлечение шифрами-монограммами приобрело особое звучание: не всегда литеры в посвятительных надписях соответствовали начальным буквам имени адресата – они могли быть и тайным посланием, заимствованным из традиционных конспираторских сокращений в орденских рукописях.
В русском фарфоре масонская символика использовалась не часто, самое известное произведение – тарелка “с аллегорическими сюжетами”, изготовленная на заводе Ф.Гарднера в 1816 году (сейчас хранится в собрании ГМК “Кусково”). Однако не следует забывать о такой неординарной трактовке декора, поскольку она была возможной в описываемый период времени.
Любопытны и посвятительные надписи, которые встречаются на ряде изделий и дополняют вензеля. Обычно им присущ дидактический оттенок: “Береги чтоб помнить” или просто – “Помни”. На некоторых чашках с блюдцами – надписи в духе стихотворных девизов из “Избранных эмблем и символов”, а также других сборников, в том числе иностранных, переведённых на русский язык – “И в отсутствии любезен” или “Сим временем может переменится” (на чашке). В таких произведениях полностью раскрывается одно из основных назначений фарфора того времени – напоминать о дарителе, а значит, быть изысканным сувениром чувств.
Надписи, “шифры” и вензеля XVIII века подкупают своей выверенной орнаментальностью, они сами “слагают” декор либо эффектно дополняют его. Их “простота” – в зримых, легко читающихся формах, а сложность – в комплексе символических, зашифрованных представлений, которые могут скрываться за этой видимой “простотой”.
Важность монограммы как символа определённого лица и личной, даже некоей “сакральной” собственности была очень ярко выражена в то время. Так, Арман де Коленкур, свидетель побед и сокрушительного поражения “императора французов” Наполеона, не оставил без внимания его “историческое” высказывание: “Я лучше буду до конца кампании есть руками, чем оставлю русским хоть одну вилку с моей монограммой”. Это было сказано в трагическое для французской армии время, буквально за считанные дни до переправы через Березину, когда уже были сожжены все государственные бумаги. Вилкам же со столь ценными, “собственными” монограммами Наполеона, вероятнее всего, удалось избежать столь печальной участи.
Александра Трощинская
“Антиквариат” №№ 7-8/2003г.
